Микаэл Таривердиев (1931–1996) — композитор, обладавший редким даром сочинения вокальной музыки. Он принадлежит к числу тех авторов, которые вдохновлялись словом, зрительным рядом, сюжетной линией. В юности он спорил о том, что напишет песню, которую запоют все: как показало время, таких мелодий из-под пера Таривердиева вышло множество. Многие из них, хорошо знакомые каждому человеку, украсили лучшие отечественные киноленты («Семнадцать мгновений весны», «Ирония судьбы» и др.) — причём выступив не просто в роли музыкального ряда, а в качестве своеобразных персонажей этих картин, придающих сюжету фильмов дополнительное измерение.
Талант вокального письма Таривердиева сродни гению Шуберта и Чайковского. Каждое поэтическое слово у него на вес золота: он облюбовывает и лелеет его, ищет в нём особый смысл и звучание. При этом таривердиевская интонация удивительно эмоциональная, искренняя и доступная. В камерном авторском спектакле режиссёра Приморской сцены Дарьи Пантелеевой «Неслучайные люди» она тонко высвечивает разные человеческие характеры и судьбы. Эти люди по-своему одиноки, однако объединены стремлением найти свою любовь, а также местом, где происходят их встречи, — старым парком. И сценарий спектакля, и участие в нём популярных песен Таривердиева, безусловно, вызывают ассоциации с золотыми страницами любимых советских кинофильмов, озвученных таривердиевской музыкой.
Велика заслуга Таривердиева в освоении современной поэзии как рифмы более изощрённой, образа более изысканного и менее однозначного, чем прежде. За основу своей монооперы «Ожидание» композитор избрал поэму Роберта Рождественского — литературу высокого уровня, пронизанную пульсом времени и атмосферой окружающего мира. Её единственная героиня — современная женщина — приходит на свидание на полчаса раньше мужчины и успевает пережить целую гамму настроений, за которой с интересом следит аудитория. Трепетная лирика Таривердиева сопровождает каждый поворот душевного состояния женщины. Ожидание героини продлевается в бесконечность: в классической версии, написанной для московского Камерного театра Б. Покровского, опера заканчивалась вопросом, сочетающим в себе и печаль, и просветление.
Надежда Кулыгина
Микаэла Таривердиева (1931–1996) многие знают по двум фильмам – «Ирония судьбы, или С легким паром» и «Семнадцать мгновений весны». Зрители старшего поколения вспомнят еще несколько лент с его музыкой, например, «Король-олень» или «Ольга Сергеевна», где песни на стихи Андрея Вознесенского композитор исполняет сам. Его «серьезная» музыка известна гораздо меньше. Однако Таривердиев настаивал на своей причастности академической традиции, не желая оставаться лишь композитором «легкой» музыки. О том говорит и регулярное обращение к традиционным жанрам (три органных и два скрипичных концерта, симфония для органа «Чернобыль»), и заглавия отдельных сочинений (Концерт для альта и струнных в романтическом стиле, цикл хоральных прелюдий для органа «В подражание старым мастерам»). Связь с традицией Таривердиев подчеркивал и в театральных работах, среди которых четыре балета и четыре оперы.
Оперный композитор Таривердиев был тесно связан с московским Камерным театром под руководством Бориса Покровского. Здесь в 1983 году прошла премьера оперы-буфф «Граф Калиостро»; здесь в начале 1990-х не состоялась чаемая композитором постановка «Женитьбы Фигаренко» — ремейка моцартовской «Свадьбы Фигаро». Монодрама «Ожидание» (1985) также написана для Камерного театра: первой исполнительницей была Мария Лемешева, дочь известных вокалистов Сергея Лемешева и Ирины Масленниковой и падчерица Покровского.
Для либретто композитор препарировал поэму Роберта Рождественского «Ожидание (монолог женщины)» (1982). Опера сохранила главные свойства текста Рождественского — родовые черты поэзии шестидесятников: социальный пафос («Современная женщина! / Суетою замотана, но, как прежде, божественна!»); громогласную интонацию, подразумевающую большую аудиторию; несколько прямолинейную метафорику. Однако Таривердиев снимает бытовой слой поэмы и прямые отсылки к городской советской жизни, стремится к поэтическому обобщению.
«Ожидание» не похоже на оперу в привычном, академическом смысле слова. Это музыка без апломба, исповедальностью и целомудрием отсылающая к шубертовской лирике. Музыкальный язык облегчен: слушатель угадает здесь и советскую эстрадную песню 1970-х, и саундтреки к фильмам той поры — услышит знакомые, чисто таривердиевские обороты. Цепь эпизодов, возникающих в «потоке сознания» героини, объединена лейттемой взволнованного ожидания — тремолирующим секундовым мотивом, мелькающим то в аккомпанементе, то в вокальной партии. В отдельных сценах-строфах просвечивают жанры старинной музыки: токкаты (эпизод «Скорая помощь» с тревожными репетициями в аккомпанементе), барочной арии («Скажи мне что-нибудь», инструментальный финал — «шагающая музыка» в духе баховских Аndante; аллюзии на музыку Баха, порой неожиданные, можно нередко обнаружить в песнях Таривердиева). Из дисгармонии вступления, экспрессионистской музыки, наследующей сосредоточенным хоралам Шостаковича, вырастет полифоническая интерлюдия и патетический речитатив «Птицы спрятаться догадаются». Ожидание героини разрешается в набатной клятве «Я буду ждать до самого конца».
Главное, что привлекает в «Ожидании» — порой простодушная, порой взвинченная, но всегда предельно искренняя, доверительная интонация композитора. Здесь — хорошо знакомая, хотя и поэтически приподнятая, житейская коллизия, лишенная ясного разрешения (мы так и не узнаем, дождалась ли героиня возлюбленного). Здесь горькая меланхолическая нота, но и тайная надежда на счастливый исход — за что любимы и старые фильмы с музыкой Таривердиева.
«Ожидание» имело успех при первой постановке и с тех пор нередко возникает в театральной афише — чаще всего, в один вечер с подобными ей женскими операми-монологами. Отметим постановку Аллы Чепинога в «Новой опере» (2010), где соседками «Ожидания» стали «Письмо незнакомки» Спадавеккиа (зрители Мариинского театра слышали эту оперу в сезоне 2015/16) и «Нежность» Губаренко. Сам жанр монооперы не требует подробного сценического комментария, и часто «Ожидание» звучит в полуконцертном исполнении, под рояль, с минимальным реквизитом, — как и сейчас в Мариинском.
Богдан Королёк
