«Уже есть так много, много заупокойных месс! Нет нужды добавлять к ним ещё одну», — скромно говорил 65-летний Джузеппе Верди, откладывая в сторону наброски Реквиема… с тем, чтобы вскоре вернуться к своему замыслу и в 1874 году закончить мессу. Что заставило оперного композитора взяться за текст католической службы, сменив чувственность итальянского языка строгостью латыни? Над этой историей, овеянной горячим патриотизмом Верди, реют тени его великих соотечественников — Джоаккино Россини и Алессандро Мандзони.
В 1868 году на своей вилле в предместье Парижа скончался Россини. Верди никогда не питал к нему особо тёплых чувств, но смерть музыканта глубоко взволновала его — «это была слава Италии». Вскоре он предложил самым выдающимся итальянским композиторам объединиться для написания реквиема памяти Россини. Однако благородная инициатива была подавлена обстоятельствами. 22 мая 1873 года страну постигла ещё одна утрата — скончался поэт Алессандро Мандзони, глава итальянского романтизма. Верди преклонялся перед Мандзони и приложил все силы, чтобы в годовщину смерти почтить память кумира эпохи траурной мессой.
На этот раз всё случилось так, как задумал композитор. Премьера Реквиема состоялась в соборе Сан-Марко в Милане под управлением автора и с участием лучших певцов Италии, став едва ли не единственным его исполнением под церковными сводами при жизни автора. Уже через три дня Реквием прозвучал в Ла Скала и в дальнейшем исполнялся в концертных и театральных залах.
Во второй половине XIX века уже нельзя было требовать от композиторов буквального следования канонам — произведения на литургические тексты давно «вышли» из храмов на сцену. Но даже на этом фоне Реквием Верди выделялся своей открытой человечностью и яркой театральностью. Эта свобода позволила Верди сконцентрироваться на главном — чувствах человека в роковой миг между жизнью и смертью, выразив их в безупречной музыкальной форме — так, что пламенная страсть уравновешивается моментами небесной чистоты и благородной строгости. Вопреки традиции итогом Реквиема оказывается совсем не мольба о вечном покое. В исступлённых соло финала, где со всей непосредственностью выражены ужас перед неминуемым и глубокое раскаяние, ощущается не смирение, а то вечное стремление к счастью, которое движет героями вердиевских опер, ведь в музыке Верди сила любви всегда оказывалась выше силы судьбы.
Анастасия Мурсалова
