Доменико Скарлатти, современник Баха и Генделя, вошёл в историю музыки как автор более пяти с половиной сотен клавирных сонат. В отличие от классических и романтических сонат — крупных циклических сочинений, — у Скарлатти это одночастные, небольшие по объему пьесы. Разнообразные по настроениям и характерам, они являют собой яркий образец галантного стиля в музыке, расцвет которого пришелся на середину XVIII века.
Владимир Хавров
Баркарола — песня венецианских гондольеров в характерном покачивающемся ритме, передающем движение лодки на волнах лагуны. Это жанр был очень популярен у композиторов-романтиков, а в русской музыке привился, начиная с Глинки. Фредерик Шопен не раз обращался к легко узнаваемому на слух ритму баркаролы, в частности, во Второй балладе. Но произведение с таким названием у него единственное.
Баркарола соч. 60 появилась в 1845–1846 годах и стала одним из самых последних крупных произведений композитора наряду с Полонезом-фантазией и виолончельной сонатой. От позднего сочинения, да ещё в редкой тональности фа-диез мажор (к которой обычно прибегали для воплощения эфемерных видений), естественно было бы ожидать чего-то в духе ностальгических воспоминаний о давно минувшем, однако Шопен, напротив, написал очень полнокровную музыку. В левой руке — покачивающийся ритм, в правой — певучая мелодия, удвоенная то в терцию, то в сексту, а по количеству орнаментики Баркарола Шопена не уступает виртуозным произведениям Листа. После нескольких тоскливых мгновений в средней части реприза предстает настоящим апофеозом баркаролы — настолько триумфально она, пожалуй, никогда ни у кого не звучала.
Анна Булычёва
Этюд — пьеса, основанная на строго определённых технических приёмах (это могут быть гаммообразные пассажи, ходы по трезвучиям, изложение октавами или двойными терциями). В XIX веке было создано множество этюдов, написанных для развития техники игры на всевозможных инструментах и не имевших самостоятельного художественного значения. Такие пьесы сочиняли пианисты Муцио Клементи, Карл Черни, скрипач Родольф Крейцер.
Этюды Шопена — не просто упражнения, а яркие концертные пьесы, в которых технические сложности не являются самодовлеющими. Хотя блеснуть мастерством они тоже позволяют – ведь их создатель сам был непревзойдённым виртуозом! Шопену принадлежат две серии этюдов (опусы 10 и 25). Работать над первой из них он начал еще в Варшаве, а закончил в Париже, ставшем его второй родиной.
Анна Булычёва
В декабре 1831 года Роберт Шуман в газете Allgemeine Musikalische Zeitung анонимно публикует небольшую статью. Эта статья примечательна тем, что в ней впервые появляются персонажи Флорестан и Эвсебий, ставшими alter ego самого Шумана. Но её историческая роль этим не исчерпывается. Именно в этой публикации прозвучала сакраментальная фраза: «Шляпы долой, господа! Перед вами гений!», посвящённая мало кому тогда известному двадцатилетнему композитору Фредерику Шопену. Для самого же Шопена 1831 год стал годом переезда в Париж, где он получит мировую славу, и годом трагического осознания разрыва с родной Польшей, где в октябре 1831 года русскими войсками было жестоко подавлено восстание. В этом же году Шопен пишет свое первое фортепианное скерцо си-минор. Жанр «скерцо», будучи у классиков, в частности у Бетховена, частью сонатного цикла, у Шопена становится самостоятельным жанром, своего рода развернутой музыкальной поэмой, полной мрачных и зловещих образов.
Егор Ковалевский Шедевр с начала до конца;
шедевр вкуса, мелодии и выражения.
А. Улыбышев
Вынесенная в эпиграф оценка «Патетической сонаты» Бетховена принадлежит известному моцартианцу, автору «Новой биографии Моцарта» Александру Дмитриевичу Улыбышеву. Признание это дорогого стоит: на страницах своей книги «Бетховен, его критики и толкователи» (Лейпциг, 1857; на французском языке) автор отдаёт должное Бетховену, как одному из величайших композиторов, но критикует многие его произведения за «дисгармоничность», в противоположность «абсолютному совершенству» Моцарта.
Соната до минор, соч. 13 (1798–1799), посвященная князю Карлу Лихновскому; самим композитором была озаглавлена как «Большая патетическая соната». Наследуя великим предшественникам, Бетховен (он сказал однажды, что «стоял на плечах гигантов») развивал традиции Глюка, Моцарта, Гайдна, привнося в них новое, созвучное эпохе, героическое начало. «Музыка вочеловечилась, сделалась человеком, человеком нового века — вот в чём тайна этой революции», — напишет спустя более чем столетие Ромен Роллан. Он приведёт свидетельство младшего современника Бетховена, композитора и пианиста Игнаца Мошелеса, рассказывавшего, что «страсти за и против "Патетической сонаты" разгорались, как по поводу какой-нибудь оперы». Критики классицистского направления обвиняли Бетховена в «непрерывных поисках причудливых модуляций, систематическом отвращении к естественным переходам, наконец, в таком ужасном нагромождении трудностей, что волей-неволей теряешь терпение…» (это из «Всеобщей музыкальной газеты», издававшейся в Лейпциге). Сегодняшние слушатели, знающие «Патетическую сонату» едва ли не со школьных лет (а многие из них пробовавшие её и собственными «перстами робкими»), могут подивиться таким закоснелым взглядам, но … увы, такова извечная диалектика старого и нового в искусстве! Недаром же Ромен Роллан писал о героическом бунтарстве молодого Бетховена: «От романтизма его стиля парики встали дыбом». Величественная трагическая декламация, страстный огненный пафос первой части, целомудренная лирика возвышенного певучего Adagio, порывистая и вместе с тем изящная пластика финального Rondo… Сегодня «Патетическая соната», излюбленная и пианистами и публикой, — одно из украшений филармонической афиши, повторим ещё раз — «шедевр с начала до конца».
Иосиф Райскин