Приморская сцена Мариинского театра традиционно отмечает праздник Великой Пасхи, представляя большой вокально-симфонический концерт при участии сводного хора Владивостокской епархии, солистов оперной труппы, хора и симфонического оркестра театра.
В концерте прозвучат церковные хоровые произведения a capella (без сопровождения). Среди них — сочинения выдающихся мастеров русского хорового концерта Павла Чеснокова и Дмитрия Бортнянского. Будут исполнены также произведения знаменитых русских композиторов Петра Чайковского и Валерия Гаврилина, содержание которых связано с духовными поисками.
Также под управлением главного дирижёра театра Павла Смелкова прозвучит кантата «Сирень» признанного петербургского композитора Александра Смелкова.
Она ещё не родилась,
Она — и музыка и слово,
И потому всего живого
Ненарушаемая связь.
О. Мандельштам
В стихотворении Осипа Мандельштама латинское название Silentium (молчание, тишина) — символ той морской пены, из которой родилась Афродита, синоним той «первоначальной немОты», из которой рождается поэзия, возникает музыка.
Да обретут мои уста
Первоначальную немОту,
Как кристаллическую ноту,
Что от рождения чиста!
Немногим музыкантам удаётся облечь слово в музыкальные одежды так, чтобы в складках их слово не затерялось, чтобы одежды подчеркнули красоту поэтических форм.
Александр Смелков чуток к поэзии. Обращаясь к ней, он избирает всякий раз тот путь музыкального претворения, который созвучен именно этим стихам. Поэт и композитор в одном лице, он символизировал и буквально олицетворял единство, «ненарушаемую связь» музыки и слова.
Александр Смелков — автор шести опер — и в камерной музыке тяготеет к ансамблевым формам. Это и инструментальный ансамбль, поддерживающий певческие голоса, продолжающий их, контрапунктирующий с ними. Это и лирические диалоги вокалистов в «Пяти стихотворениях Владимира Набокова», и молитвы, возносимые словами или без слов в камерной кантате «Пресвятая Мария» на стихи армянских поэтов.
Вплотную к сценическому жанру приближается кантата-мистерия «Сирень» для полного набора голосов (сопрано, меццо-сопрано, тенора, баритона и баса), хора и оркестра. Здесь композитор выступает в роли либреттиста, использующего стихи и фрагменты стихов Константина Романова (К.Р.) и Марины Цветаевой, и выстраивающего драматургию цикла. Лирические, пейзажные этюды К.Р. и его же «римские сцены», живописующие мученичество Св. Себастьяна, противостоящего могущественному римскому цезарю Диоклетиану, обрамлены и прослоены строфами Цветаевой из её стихотворного диптиха «Отцам».
Себастьян смело бросает в лицо Диоклетиану:
Человеку, цезарь, недостойно
Почитать бездушный истукан.
Правды нет в твоей бездушной вере,
Ваши боги — лживая мечта,
Не могу я кланяться Венере,
Исповедуя Христа!
Расстрелянный лучниками цезаря Себастьян повторяет подвиг Спасителя на кресте, жертву безымянных римских христиан, брошенных на растерзание львам на арене Колизея. Подвиг этот запечатлен на картинах величайших художников Возрождения — Тициана, Эль Греко, Перуджино, Карраччи. В ХХ веке к образу Св. Себастьяна обращались художник Эгон Шиле, поэт Райнер Мария Рильке, композитор Клод Дебюсси.
Мистериальность кантаты Александра Смелкова — в совмещении-сопряжении далёких веков, в нескрываемой аллюзии на героическую, мученическую судьбу поколения, сметённого революционным вихрем, изгнанного из России. Перечитайте стихотворный цикл Максимилиана Волошина «Усобица», а ещё лучше роман Викентия Вересаева «В тупике» или эпопею Ивана Шмелева «Солнце мёртвых» о красном терроре в Крыму, о массовых расстрелах офицеров русской армии (которым была обещана амнистия!) и «чуждых классовых элементов». По оценкам М.А. Волошина «террор 1920-1921 годов пережил только один из трёх крымских интеллигентов». К ним, жертвам кровавого террора, к «уходящей расе», к «России, которую мы потеряли», обращены и строки Марины Цветаевой:
Поколенью с сиренью
И с Пасхой в Кремле,
Мой привет поколенью
По колено в земле…
До последнего часа
Обращенным к звезде —
Уходящая раса,
Спасибо тебе!
Замысел кантаты, первоначально камерной — для певцов в сопровождении фортепиано — не мог не подтолкнуть композитора к созданию версии произведения с участием хора и оркестра. Кантата рельефно выявляет принципы подхода Смелкова к поэтическому слову. Здесь можно встретить и традиционные строфические формы, свойственные поэзии К.Р., и верность своевольному цветаевскому синтаксису. Но явственно проступает стремление композитора «разомкнуть» строфу, найти собственный ритм музыкальной фразы (так называемый «встречный ритм», по замечательно точному определению Е.А. Ручьевской).
Интуитивно или осознанно композитор следует мысли Б.В. Асафьева, считавшего, что «вокальные жанры возникают и развиваются не из родственности, а из соперничества интонаций поэзии и музыки». Порой это соперничество может выражаться в контрасте — эмоциональном, динамическом — между вокальной партией и аккомпанементом. Но удивительным образом гармония целого возникает из единства противоположностей, из многожанровости кантаты. Среди жанров и мощная фуга, зримо рисующая казнь одного из первых христиан-мучеников, и инструментальная инвенция — оплакивание героя. Хор и оркестр привносят в звуковую ауру кантаты новые краски, но прежде всего, подобно увеличительному стеклу, возвышают масштаб свершившейся трагедии.
Иосиф Райскин
